Сорок минут зарядки, двадцать – водных процедур, три километра пешком и двадцать — на велотренажере

Так Виктор Сергеевич Мясников движется к 90-летнему юбилею

А до этого юбилея уже рукой подать – сколько тут до 1 июня осталось? Женский праздник да Масленица. В роду Мясникова долгожители уже были – дед 87 лет прожил. На вопрос, собирается ли рекорд побить, прищуривается: «Не знаю, как получится – живой же пока…».

Уверены, что получится. Здравия и долгих лет хочется пожелать такому человеку. Поговорил с ним – и такой заряд бодрости получил – ого-го! Огонь, а не дед!

Мои года – мое богатство

В копилке его путей к долгожительству уже своих секретов немало. Утро начинает с зарядки. Поскольку в доме живет один, процесс происходит «в чем мать родила» — так к природе ближе. Сорок минут. Затем двадцать минут – водные процедуры. Это непременный атрибут. А после идет Виктор Сергеевич на кухню готовить себе завтрак. Не удивляйтесь, он не только азами примитивной кухни владеет, он столько за лето закруток-заготовок делает, что не каждой хозяйке по силам!

А после завтрака непременно прогулка. «Нахаживаю по три   километра, – рассказывает Мясников. — Вот хожу вдоль улицы 52 метра (я рулеткой мерил) – туда, до задов, и обратно.   Получается 100 метров. Тридцать раз пройду – три километра». Ходит не один, с другом. Сам его и уговорил. К прогулкам приучил. К алкоголю Виктор Сергеевич относится очень отрицательно, что называется, «ни грамма». По молодости, признается, бывало – то свадьбы, то какие еще гулянки. Но на работе даже и тогда – ни-ни. И курить бросил Мясников еще в молодости. Рассказывает: «Ну года полтора, может, и курил, а может, и того меньше. Из армии пришел да уже женился я. Отец курит, и я. Потом я больше не захотел. Мать всегда шла в магазин, покупала вместе с продуктами сигареты. А тут смотрит – не убавляется на приступке лежащее курево. «Что такое?» – говорит. «Так я уже неделю не курю!». Сам бросил. И мать потом загрызла отца: «Ты что думаешь? Вот молодой бросил, а ты? У тебя ж легки невыгодные!». На болезнь его кивала. Мать перестала и отцу сигареты покупать, и так он бросил курить».

Пешие оздоровительные прогулки проходят у друзей молча, чтоб дыхалку, значит, не сбивать. Поначалу с непривычки друг быстро сдавался: «Не могу больше, не могу!». После обвык. А уж после спортнагрузки мужчины идут гулять просто для удовольствия, тогда и побеседовать можно. Так часа два обязательно гуляют в любую погоду – дождь ли, ветер ли – все равно.

Для Виктора Сергеевича это не все физические спортивные нагрузки за день. Он еще на велотренажере успевает позаниматься. Когда мы увидели в его гостиной этот аппарат, подумали, что просто «для мебели» стоит. «Да что вы! – возмутился хозяин, — я когда телевизор смотрю, обязательно педали кручу. В день порядка 20 километров «проезжаю». В подтверждение этих слов тут же сел на тренажер и с легкостью продемонстрировал свои спортивные навыки.

Так что по врачам Виктор Сергеевич не ходок. Только лишь в 2016 году грыжа прободная образовалась, прооперировали. Ну это было от того, что много «на пупу» тягал больную жену. Тогда же по-новому спать привык.

Интервью наше проходило в гостиной. Когда заговорили о семейных архивах, пошел в соседнюю спальню, чтоб принести, показать. Сквозь дверной проем я разглядела конструкцию – спальное место — на сундуке и досках. Полюбопытствовала. Виктор Сергеевич засмущался, мол, беспорядок углядели. Какой уж там беспорядок! Весь дом хозяин держит в такой аккуратности, что аж оторопь берет. Такая, наверное, только в операционных и встречается. Вот какой порядок у человека! И все сам. «Я стал спать на досках, потому что меня мучил радикулит. А конструкция эта – на кровати жена лежала, болела очень. Я не мог от нее отойти. Так и привык. Радикулит зато пропал. Дети приезжают, ругают меня, что на такой лежанке сплю: «Кровати мол есть, диваны, а ты – на досках». А я им: «Не лезьте сюда, без вас дело обойдется».

Тем, кто привык на судьбу жаловаться в качестве лекарства лично я бы прописала встречу и разговор с Виктором Сергеевичем Мясниковым. Его-то жизнь беззаботной точно не назовешь: и работать начал с 10-ти лет, и детство проходило в годы войны, пацаном в оккупации жил, и любимая жена рано ушла из жизни. Но такой внутри у этого человека стержневой характер да вкупе с неистребимым чувством юмора, что поневоле заражаешься оптимизмом, бодростью, жизнелюбием. Настоящий боец!

Не смеет враг топтать

Родился Виктор в крестьянской семье в хуторе Варламовка Калачевского района. Это был первый день лета 1933 года. До страшной войны оставалось всего девять лет.

«Когда война пришла на наши донские земли, —  вспоминает Мясников, — жили мы в Варламовке: вот как едешь из Калача на Бузиновку — первый хутор: с бугра спустишься (тогда там просто грейдер был), и хутор наш сразу. Наш дом – второй от края. Помню, выскакивает из-за бугра румынская машина, и они сразу к нам: корову на машину погрузили, как пираты какие! И всё, и увезли. Мать плачет, ведь нас, детей, трое. Чем кормить? Румыны лютее немцев были, коз и птицу – все разворовали. А после них и немцы пришли. Дом-то наш был мало что с краю, да еще видный, на три окна. Подходит машина легковая, вылезает немец, а за ним — мотоцикл подходит с коляской, и сколько их там: человека четыре-пять следом. Облюбовали наш дом. А у нас уже капитан поселился, нас из хаты в сарай выгнал. Но тот, что приехал со свитой, видать, шишка поважнее. Тот, что уже поселился, быстро честь отдал что-то пробормотал. Только его и видели.

Зашел этот  большой чин, значит в дом, осмотрелся. Горница у нас хорошая была, такой зал назывался «тридцатилинейный». На потолке «пузырь» — лампа такая подвесная. Зовет маму: «Фрау…». И приглашает нас в дом обратно. Сам — в большом на два окна зале, а нас — в однооконную спаленку. Ну это все равно лучше, чем в сарае. Этот из дома не выгнал. Вот и спали там в комнатке мама, я и две сестры – старшая и младшая. А солдатам — как заходишь, сразу в прихожке, двухъярусные нары сделали.

Был у немца-шишки этого денщик. Все трубку курил, она у него на золотой цепок была приделана. Часто жарил оладушки, нас иногда подзывал: «ком, ком» — угощал. Порой мне поручал за огнем следить в печке, пока готовил. Как чего не так сделаю, сердился: «вэк, вэк!» — прогонял. Ну, гуманный был, не злобный. Даст оладушку, по голове гладит, чего-то там на своем лепечет.

А как нашим наступать, видать, постояльца-немца предупредили, он и уехал.  Маму позвал: «Ката!» (так у него мамино имя Катя выходило), и на пальцах показывает, что, мол, на неделю уезжает. Брехал, навсегда смылись. А мы через пару дней слышим сильный гул —  «гууу-гуу», с вечера началось. То затихнет, то по новой. Потом видим – по мосту румыны драпают, давка, паника – не успевают, видать. Тут стрельба началась, пушки, взрывы. Мать нас в окоп всех спрятала. А мне ж любопытно, я все выглядываю. Мать и сестра старшая ругают, а мне все невтерпеж.

Увидел солдата нашего, перед ним немец выскочил, руки вверх поднял – сдается. А наш как даст ему прикладом! Мама опять ругается: «Ты чего туды-сюды?!». А я ей: «Мамка, наши пришли!». И вот земля загудела, я выглянул опять из окопа: наши танки по нашей улице идут в шахматном порядке в две шеренги, а на танках за башнями наши автоматчики. Немцы почти все успели убежать, румыны остались только, вся степь в румынах была после наступления наших.

А отца на фронте ранили. Но и еще хуже случилось: между Москвой и Питером под Тверью (Калинин тогда) в холодных блиндажах ночевал, простудился и получил рак легких. Попал в Свердловск, не могли они определить, что за  болезнь такая с ним приключилась. Потом его отправили еще в какой-то город, а после попал в Новосибирск, там новый центр открыли, лечение современное стали применять. Так его и спасли. Так и списали отца со службы. Потом он уже в Волгограде постоянно лечение проходил, да и в Калаче на лечение приглашали. А он (уже на пенсии был) решил, что хватит с него лечения: брехня, мол, все это. И не пошел на очередной курс. Мы стали картошку копать, его и скрутило… Так и умер в 1972 году, было ему 62 года. Доктора после пеняли: «Что ж вы его не привезли на лечение вовремя? Мы его два раза вызывали». А как его привезешь?! Не ребенок ведь».

Сам Виктор Сергеевич после войны (в активе было четыре школьных класса) поехал учиться в ремесленное училище в Волгоград. Стал слесарем по ремонту промышленного оборудования. Два года отучился и стал работать на нефтеперегонном заводе имени Петрова. А как стали Волго-Донской канал строить, перешел туда, окончил шоферские курсы.

Табак, хлопок, чигирь и верблюд Мишка

Непросто, ой как непросто восстанавливалась жизнь на освобожденных от оккупации территориях. Война хоть и отошла от порога, но никуда еще не делась. Голод и лишения терзали страну. Но тыл не просто пытался выжить, самоотверженно – от мала до велика – помогал фронту. «Отец был учетчиком в тракторной бригаде, а мать и на ферме работала. Не только хлеб выращивали, но и табак. Сушили, тюковали отправляли в Прудбой. А оттуда – на фронт. Один год даже хлопок пытались выращивать. Не пошло дело. Я тогда тоже помогал, на лошади работал».

Вздыхает Виктор Сергеевич, вспоминая голодное детство: «Не дай бог, как выживали. Где-то, чтоб прокормиться, и падаль собирали. А мать ездила на Украину за харчами. Меняли на вещи». Вещи эти появились у сельчан из-за румын. «Они же грабители были, — рассказывает Мясников, — да как драпали, все побросали. Вот мы и ходили в степь, где они шатры-кибитки свои побросали. Мы с другом Колей раз пошли, стали в ящики заглядывать, а там все такое диковинное: например, машинки никелированные для стрижки. Мы отродясь таких не видели! А там еще молоток, ключи, щипцы. Сестры, которые тряпки собирали, чтоб на Украине на продукты обменять, ругаются, мол, вот вы дураки, что на железки время тратите! А нам, пацанам, такое сокровище жалко оставлять. Изо всех сил эти ящики домой волочем. Зацепили подстромками и с бугра волоком тащили.

А один мужик у нас был, его на фронт не взяли по старости, так он крепкий и сообразительный: собрал семнадцать наших сельских женщин, натягали они трофеев всяких, тряпья румынского этого и пошли пешком напрямую в Калмыкию. Две недели не было. За это время они дошли туда и тряпки на коров поменяли, а коров в деревню пригнали. А с коровами на селе маленько и жизнь появилась. Коровы были большие такие, рогатые. А какое у них жирное было молоко! Мать вскипятит, а там сметана в палец толщиной!».

Вместе с другом Колей работал десятилетний Виктор и на лошадях в колхозе, и на… верблюдах. «Разве в Сталинградской области были верблюды?» — удивляюсь. «О-о-о-о! – восклицает мой собеседник, – конечно, были. С верблюдом мы работали на специальном устройстве. Чигирь называется».   Жестикулируя и рисуя линии по клеенке, покрывающей стол, Виктор Сергеевич начинает скрупулезно и интересно рассказывать о конструкции этого устройства. Чтобы не утомлять читателя долгим рассказом с техническими подробностями про «шкворни, штыри, крестовины, оси, отстойки и колеса», объясню проще. В кино многие, наверное, видели: мощное такое колесо с емкостями (ведрами) по всей окружности. Колесо приводилось в действие тяговой силой (в данном случае верблюдами, погоняемыми подростками) и черпало воду с нижнего уровня, поднимая наверх. Такая вот конструкция для орошения. На нашей засушливой и в ту пору целинной донской земле без такого никак. «Весь чигирь был сделан из дерева, даже ведра. Это мой дед, тот самый, который 97 лет прожил, мастерил, — продолжает повествование Виктор Сергеевич, – Моего верблюда Мишкой звали. Погоняешь его, он идет, идет. Ведро за ведром переворачиваются, и вода из них поступает в желоб, тоже дощатый. А уж из желоба – на поле. И табак так поливали, и овощи – помидоры, огурцы. Их потом возили в Кривую Музгу сдавать. Там за железной дорогой был «Плодовощ». Вот как тогда начал в десять лет работать, так и накопил трудовой стаж я 55 лет и три месяца».

Сейчас трудно представить, чтобы десятилетний пацан целый день за верблюдом с колесом ходил. Не только потому что тяжело, но и скукота ведь для ребенка самого любознательного возраста неимоверная. Но тогда тяжело было всем. И женщины, вспоминает Мясников, так за день упластаются, устанут. Как солнце садится, так верблюда запрягают в телегу и на ней женщин домой везут. А те еще и песни поют!

«Верблюд – скотина хорошая, — вздыхает Виктор Сергеевич, — ноги длинные, шаги у него такие широкие! Через верблюдов, правда, я в детстве чуть не погиб. Пас их тогда мой старший двоюродный брат, он 1927 года рождения. Ну и я при нем был. Он посадил меня на Мишку, а тот племенной, видать, с норовом, выбрыкивать начал. Он жирный, горбы у него огромные, вот так стоят! Я не удержался и полетел с него прямо вниз головой. А за ним все стадо бежало, все надо мной пронеслись. Я не знаю, как вышло – чудом не затоптали. Голова, правда, пухлая была. Но ничего, отошел».

Первым делом самолеты

На строительство Волго-Донского канала – еще одно эпохальное событие, происходившее на территории нашего региона, – Мясников решил попасть в качестве шофера. Тогда как раз прямо в степи между Рогачиком и Береславкой открыли учебный комбинат. Три месяца, права в руки и ты можешь управлять автомобилем. Жили обучающиеся в деревянных бараках, вдвоем на одной койке спали. Было вполне сносно, тепло. Работал на строительстве канала Виктор Сергеевич в районе Мариновки. А потом, в 1952 году, ушел в армию. Исторический пуск воды он все же застал, как раз когда за повесткой в военкомат отправился. «Ехал в Калач через Мариновский мост – воды не было, а из райцентра возвращаюсь – все, водой заполнили. Мы сразу купаться давай. Вода была хорошая, не холодная.

Служить довелось Виктору четыре года: два — в Германии, два – в Липецке (уже с окончанием высших командных курсов). Род войск достался ему самый что ни на есть романтический – авиация. Документы на профессию механика у него есть. Здесь надо заметить, что какие бы курсы ни оканчивал герой нашего повествования, он непременно делал это с отличием. Характер такой. И служил с отличием – родителям благодарность отправили за достойное воспитание сына.

Когда демобилизовался Мясников, хоть и звали его продолжить службу в части, что практически рядом находится с домом, а отказался. Пошел работать на тракторе в колхоз «Волго-Дон» — тезку знаменитого совхоза.  Это тот, что на базе четырех хуторов работал: Куйбышев, родная Мясникову Варламовка, Маклашевка и Оторванка. Будучи сотрудником ответственным, на хорошем счету, окончил Виктор Сергеевич в те поры (конечно, с отличием) заочно техникум по специализации «механизация сельского хозяйства». По служебной лестнице особо вверх не стремился – трактористом и шофером с гордостью работал. Но довелось быть и инженером-механиком, и заведующим мастерскими. А после назначили начальником сети из пяти насосных станций, работавших на систему орошения – новая, так сказать, ступень в осуществлении полива – это тебе не верблюд Мишка с чигирем. Может, и дольше бы в пенсионные годы потрудился на своей должности Виктор Сергеевич, но перестройка с ее развалом хозяйства на селе не дала. До 67-ми лет работал.

Настоящая домохранительница

Более всего в жизни Виктор Сергеевич жалеет свою жену. Они вместе 62 года прожили. «Она святой человек была. Как и ее мать – моя мачеха. Только мачехой она мне не была, была матерью настоящей. Ей судьба досталась непростая. Первый муж (от которого две дочери) служил в кремлевском полку. Он после окончания техникума ветеринаром был, вот там при кавалерии и служил. Демобилизовали и по профессии на ферме работу продолжил. Во время проведения инъекции больному животному, сам заразился и очень быстро умер. Будучи вдовой с двумя дочерьми, она вышла замуж за очень зажиточного немца, жившего в наших краях. У него тоже жена умерла и двое детей было, только мальчики. Но и этого ее мужа не стало – ушел на фронт и погиб. Его детей родственница забрала, а женщина многострадальная опять с двумя детьми одна осталась. Вот после этого она и встретила моего отца. Мать моя к тому времени тоже уже умерла. Мачеха моя, как и ее дочери, была очень хорошей, трудяга большая. Все за семью ратовала. Даром, что на работе за день упластается, так придет и еще за нашей левадой ухаживает. Мы ей: «Мать, зачем тебе все это?». Она так и не покладала рук».

Со старшей из сводных сестер – ровесницей своей, Виктор учился в одном классе. А другая была на два года младше.

Когда Виктор пришел из армии, глянулись с младшей сводной сестрой друг другу. «Ну вот, согрешили мы, стыдно перед людьми было. А что сделаешь? Сказали родителям, ведь ребеночка ждали. Свадьбу сыграли».

К слову сказать, этот самый сын, ставший причиной свадьбы родителей, теперь достойно трудится здесь же, на калачевской земле. Николай Викторович Мясников – бригадир полевой бригады ООО «СП «Донское». Имея большой практический опыт работы, Николай Викторович заботливо передает его молодежи и новым сотрудникам. В коллективе обладает большим авторитетом, пользуется заслуженным уважением. После у Мясниковых и еще один сын родился — Александр. Тоже получил образование, стал инженером, работает в газовой отрасли.

Рассказывая о том, как «согрешили», как появилась его семья, Виктор Сергеевич очень трогательно улыбается. Про все незатейливые жизненные перипетии повествует бесхитростно, хоть и с юмором. Рассказал, что рядом с домом, в котором жили семьей, специально флигель для тещи построил. «Мы ж в одном доме все жили – двое сыновей, теща, мы с женой. Дело-то молодое, а народу столько в доме, не пошухарить ничего… Я теще домик сам строил. Своими руками. Никто, кроме меня, ни одного гвоздя не забил».

Когда Виктор Сергеевич рассказывает о жене, сразу вспоминается, как на Руси про любовь говорили: жалеет. Так тепло, так трогательно выходят у него слова об умершей жене, что сердце заходится. «Жена у меня труженица была. И о детях заботилась очень, всегда догляд был. Ее, как хозяйку, в школе на родительских собраниях в пример ставили – какие сыновья в школу приходят в наглаженных беленьких рубашечках. Домохранительница настоящая! — с чувством подводит итог Виктор Сергеевич. – Какой человек была! Не зря на ней женился!».

Видимо, не жалея себя, и надорвала супруга здоровье. Случился инсульт. Парализовало. И тут уж Виктор ни на шаг не отходил, куда надо, на себе тягал. А как не стало жены, горько очень было. Но не сдался, рук не опустил. И за домом ухаживает, и за огородом, и себя в здоровье блюдет. А горевать, конечно, горюет.

Родина есть Родина

«Вы прошли непростой и немалый жизненный путь, — обращаюсь к Виктору Сергеевичу уже в завершении нашего разговора, – задумывались ли когда-нибудь о смысле жизни? Для чего человек живет?». Мясников отвечает так же по-простому, без пафоса: «Я считаю, самый правильный ответ: для себя и для семьи, конечно. Ясное дело — для потомства для своего! А для чего больше?!»

Рассказывая о жизни, Виктор Сергеевич то и дело теребит в руках лежащую на столе «Борьбу». И мне приятно видеть, что труд – мой и моих коллег – читателю интересен, что газета в доме живет. «Дружите с нашей газетой?» — спрашиваю. «С юности. Отец ее читал еще когда «Большевистской победой» была. Так и я все годы читаю.

Что ж, Виктор Сергеевич, пусть теперь дети, шесть внуков и пять правнуков читают. Про деда-то читать, наверное, интересно. Нечасто вся большая семья вместе собирается – разбросала жизнь по нашему Волгоградскому региону. Ну уж коль соберутся, обязательно старших – Виктора Сергеевича и свояченицу его – посадят в почетный угол. Любуются, по признанию Мясникова, как на иконы. Почитают не только что сыновья да дети их, но и снохи. Со снохами, говорит Виктор Сергеевич, тоже повезло.

И понимаешь – с родителями, женой, детьми, снохами, друзьями – со всеми окружающими Мясникову ведь не просто так в жизни везет. А по одной совершенно простой причине – сам он человек хороший очень. Тем повезло, кто с ним в жизни рядом оказался.

И если вдруг случится вам как-нибудь вечером проезжать через поселок Кривая Музга, обратите внимание – окна Мясникова горят там особенным тепло-золотым светом. Светом добра, тепла, любви, тоски по своей домохранительнице-жалюшке, заботы о родных (как бы дынки да томаты уродились нынче, чтоб всех угостить), о близких (как бы Сашка продолжил здоровый образ жизни, авось, еще поживем).

И светом любви к своей земле, потому что фразу «где родился, там и пригодился» Виктор Сергеевич Мясников видит тоже по-народному просто: «Я считаю, —   Родина, есть Родина… По-русски говоря, и всё».