Платье из парашюта, кости за хатой, расстрел евреев: волжские «дети войны» вспоминают как это было

В памяти тех, кто ее видел, война застыла разными картинами. Вереницы эшелонов солдат, взлетающие вверх комья земли, глубокие воронки, тела погибших, руины зданий с пустыми глазницами окон, красный от крови снег, слезы, стоны… Но самое страшное из воспоминаний военного поколения, это, пожалуй, глаза ее детей. Детей войны. Малышей, которые с пеленок впитали в себя запах гари и засыпали под канонаду обстрелов, рев бомбардировщиков и разрывы снарядов, пережили голод и гибель близких.

На сегодняшний день в городе зарегистрированы свыше 2,5 тысячи детей войны. «Волжской правде» удалось встретиться и пообщаться с некоторыми из них и узнать об опаленном детстве из первых уст.

«Поставь Валюшку на подоконник, пусть всем поет»

— Мы жили в Свердловской области в деревне Бараба, — поделилась своей историей Валентина Анатольевна Резапова. — Дом у нас был хороший, а перед ним – большая поляна. Там-то 9 июня 1941 года мы с детворой и сидели на траве, поедая мамины пироги по поводу моего четырехлетия. А 22 июня началась война. Папа ушел на фронт, и мы остались вчетвером: мама, я, сестра и брат. Через некоторое время в деревню начали привозить беженцев с Украины, и у нас поселилась девочка лет 16, Оксана. Она как-то сразу ко мне прикипела и все повторяла, что ее маленькую сестричку убили немцы. Потом прямо в здании городской управы обустроили госпиталь. Оксана работала там медсестрой. Как-то раз она привела меня туда…

До сих пор перед глазами десятки раненых солдат. Кто-то со мной здоровался, кто-то хотел пожать детскую ладошку, скучая по своим малышам, а кто-то просто плакал. А я шла и напевала песню «Враги сожгли родную хату». И вдруг кто-то из раненых крикнул Оксане: «Поставь малую на подоконник, пусть всем поет». Оксана водрузила меня на окно, и я спела все, что помнила. Весь свой детский военный репертуар. А когда закончила, мне со всех сторон начали передавать всякие военные деликатесы: кусок сахара, сухарь, краюху хлеба… Помню, когда вернулась домой, Оксана попросила мать сшить мне платье с карманами, чтобы гостинцы складывать. И мама сшила. С тех пор я ходила в госпиталь почти каждый день…

«Нас выстроили в ряд, и мы поняли, что будут расстреливать»

— Я родом из деревни Россошки в Брянской области, — начала свой рассказ Валентина Сергеевна Фарафонтова, 1939 года рождения. — Отец мой был железнодорожником и имел бронь, но все время рвался на фронт и однажды все-таки ушел в партизаны. А через полтора месяца погиб… Когда в деревню пришли немцы, нас выгнали из дома в погреб, а в хату заселили солдат. Они были незлые, угощали нас конфетами. Один из них тогда и предупредил деда, чтобы тот увозил детей, потому что едут каратели. Какое-то время мы прятались в лесах. А потом вернулись домой, узнав, что деревня освобождена. И надо же такому случиться: мы вернулись в деревню, а вместе с нами туда вернулись и немцы. Отчетливо помню, как всех нас выстроили в ряд, я стояла крайняя. А затем подъехали автоматчики на мотоциклах и стали сгонять к нам остальных. Мы сразу поняли, что будут расстреливать. Было жутко страшно… Но потом подъехал какой-то важный немец на мотоцикле, что-то прокричал автоматчикам, и те мгновенно собрались и уехали. Оказывается, на подходе были наши. Помню, нам кричали: «Расходитесь все, идите домой!» А мы не могли пошевелиться. Так и стояли в ряд, как вкопанные.

А еще запомнила историю моего 1 сентября в 1945 году. Мне было шесть лет, и меня собирали в первый класс, а надеть было нечего. И тогда дед достал трофейный зеленый парашют, срезанный с погибшего немецкого летчика, и мама сшила мне из него платье. А потом дед надрал в лесу лыка и сплел мне лапти…

«Румынские солдаты все норовили чечевицей подкормить»

— Я родился в Калмыкии в селе Малый Дербет в 1935-м, – вспоминает Александр Петрович Затонский. — В январе 42-го отец пришел с работы и сказал, что уходит на фронт. Осталось нас у матери семеро, я был пятым. С войны папа так и не вернулся, и в моей памяти навсегда осталась картинка, как я залезал к нему на ногу, и он меня качал. Как мама с нами справлялась, не представляю. Плакала часто.

Очень врезался в память страх пролетающих над нами в сторону Сталинграда бомбардировщиков. Помню, как избы взрывались и гибли люди…

А в момент оккупации рядом с нами стояли румынские войска. Очень уж они были на цыган похожи. Мы с детворой за ними с пригорка наблюдали: едут на бричках с тюками, ну цыгане-цыганами, даром что форма солдатская. Они были совсем не злые, ничего никогда не отбирали, только просили. И все норовили нас чечевицей своей подкормить. Думали, голодаем. А мы-то к чечевице не приучены, отказывались. А они обижались, сердились…

«Обеих моих сестер разорвало на моих глазах»

— В 1941 году мне исполнилось пять лет, — рассказывает 86-летняя Валентина Ивановна Кочмола. — Мы жили в 40 километрах от Волгограда в селе Карповка. Когда туда пришли немцы, нас выгнали в сарай, а в доме и в выкопанной под ним землянке организовали санчасть. Уже холодно было. Мы почти все простудились. Тогда нас у мамы было трое: я и две сестрички, 31-го и 39-го годов рождения. А потом рядом с нами был взрыв. Сарай разворотило, а маму ранило в голову. И тогда она зашла в хату и сказала, что ранена и ей нужна помощь. Немцы ее пустили. А один даже сказал, что у него «драй киндер» и показал фотографию. Они спасли мамочку и вылечили мне волдырь на руке. Через какое-то время они ушли из села. Но один почему-то остался и, спрятавшись в трофейной автотехнике, периодически стрелял в наш дом. Помню, как разбилось от выстрела зеркало. Мы его боялись и ходили по дому пригнувшись. А когда пришли наши, они того немца поймали и привели в избу. Мама запричитала и упросила их в доме его не бить, чтоб дети не видели. Тогда его вывели за избу, расстреляли и там же закопали. До сих пор, возвращаясь в Карповку, я вспоминаю, что за нашей хатой лежат кости того немца…

Но самым страшным воспоминанием тех лет стала гибель моих сестер. Шел февраль 45-го. Они тогда звали меня погулять, а я сначала не хотела, но потом передумала, побежала следом и успела только увидеть, как младшая начала играть с какой-то железной тарелочкой, а та взяла и взорвалась. Это оказалась мина. Старшая сестра стояла с ней рядом, их обеих разорвало на моих глазах, а меня лишь отбросило к соседнему дому. Помню, как лежала на земле и слышала мамин крик. Она все повторяла, как сразу поняла, что ее дети погибли…

«Когда раненые приходили в себя, земля над ними шевелилась»

— Родилась я в Клетне, на Брянщине в 1936 году, — вспоминает Тамара Михайловна Семкова. — Мой папа воевал в финскую кампанию и все мечтал, чтобы у него родился сын. А у нас все были девочки. Три сестры, правда, младшая прожила недолго. Папу забрали на фронт 23 июня. Вскоре он был ранен и отправлен на лечение в Великие Луки, и потом — снова на фронт. А 1 августа 1941 года мама родила сына и успела ему об этом сообщить в письме. Поэтому, сражаясь подо Ржевом, мой папа знал, что у него есть сын. Там же, подо Ржевом, мой отец и погиб. Найти его у меня не получилось. Уж больно крупное было сражение. Говорят, в ржевских лесах до сих пор находят останки погибших…

Помню еще, как я, пятилетняя, моя четырехлетняя сестра и трое новорожденных – мой маленький братик и двое двоюродных, съехали из дома. Грудничков разместили в бане, а для нас вырыли окоп и набросали веток. Так какое-то время и жили. А когда вернулись в Клетню, в ней уже были немцы, и дом наш сожгли. С тех пор где мы только ни жили: в «пожарке», санэпидстанции… Потом заняли половину двухквартирного дома. В другой жили полицаи. Они нам периодически стучали в стену и кричали: «Партизанские сволочи! Всех повесим!» Мы боялись и сидели тихонько. Помню, как немецкая зондеркоманда, отловив партизан, устраивала показательные казни. Вешала их на глазах у всех. Оставили нашу Клетню в 1943-м, когда война еще вовсю шагала по стране. Жить нашей ораве по-прежнему было негде. Помню, как мы перебрались к дедушкиной мачехе, в домик на два окошка. В тесноте, да не в обиде.

Но одним из самых жутких воспоминаний того времени стала расправа с евреями. Помню, как еврейкам пришивали на спину желтые восьмиконечные звезды, а те прятали их под шалью. Как несчастные женщины приходили, просили поесть, и бабушка делилась тем, что было. А потом, позже, взрослые рассказывали, как на стадионе вырыли огромный длинный ров и всех с еврейскими звездами выстроили вдоль него и расстреляли. А затем слегка присыпали землей. Поэтому, когда раненые приходили в себя, земля во рву шевелилась и стонала. Из дома нас тогда не выпускали…

Справка «ВП»: на сегодняшний день в городе официально зарегистрированы 2609 участников волжского отделения ВОО «Дети войны», родившихся с 1928 по 1945 год. Активисты организации каждый четверг в 14:00 собираются для общения в библиотеке № 6 (ул. Кирова, 20) и будут рады всем желающим присоединиться.